Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд

— Я… я… — начала было Анна, но сдержалась.

Пальцы Биго крепче сжали ее руку.

— Я сказал, что Давид молод, но это еще не все. Он к тому же англичанин. Как согнешь ветку, так она и расти будет, и мы не должны допустить, чтобы этот хитрый человек согнул нашего Давида.

— Какой ужас! — вырвалось из груди Анны. — Неужели вы готовы заподозрить…

— Нет, нет! Только не Давида! — успокоил ее Биго. — Я готов верить, что его сердцу так же чужды обман и предательство, как и моему, и благодаря именно этой вере, а также благодаря его храбрости я люблю его. Но взгляните, Анна: вот мы проходим по тропинке, по обеим сторонам которой растет крапива. Пусть только притронутся к ней такие чистые, незапятнанные руки, как ваши, и на них тотчас же запечатлеются следы отравы. И вот таким же образом, я полагаю, могут отравить душу молодого человека козни Черного Охотника.

Биго искоса посмотрел на девушку и увидел, что ее лицо было без кровинки. Он слегка засмеялся и заговорил совершенно другим тоном, в котором звучало, однако, торжество:

— О, как я вас напугал, моя маленькая Анна! Я искренне скорблю об этом. Как это жестоко с моей стороны говорить такие вещи. Ибо, имея вас возлюбленной, а Франсуа Биго — другом, Давиду нечего бояться тысячи Черных Охотников! Простите ли вы меня когда-нибудь?

— Сомнение прибавилось к сомнению, — только произнесла Анна тихим голосом, и даже лукавый Биго не мог понять, что она хотела этим сказать.

А вечером, оставшись наедине с маркизом Водреем, Биго заявил ему.

— Теперь капкан окончательно готов. Знаете, Водрей, если бы к вашему уму добавить еще немножечко романтичности, то из вас вышел бы, пожалуй, непобедимый любовник!

* * *

Интендант не догадывался, как глубоко запали семена его лицемерия в душу и мозг девушки. Она направилась к себе в комнату, совершенно разбитая душой и телом, и страх перед Черным Охотником охватил ее с большей силой, чем когда-либо.

Впервые в жизни сомнение закралось в душу Анны, когда она задумалась о Мэри Рок и о долгой и таинственной дружбе последней с человеком, повесть которого она недавно узнала. Но почти в то же мгновение, как подозрение успело зародиться, девушка, негодуя на себя самое, отогнала его прочь, ибо, как бы велико ни было предательство Черного Охотника, мать Давида не могла в нем участвовать.

Однако слова интенданта, открыто намекавшего, что Питер Джоэль строит, возможно, заговор против Новой Франции через посредство Давида и его матери, пользуясь тем, что в ее возлюбленном сказывается кровь его отца, сильно потрясли девушку.

Она схватилась рукой за грудь — так велика была боль, которую вызвали в ее душе эти черные мысли, охватившие все ее существо вопреки ее воле. Она любила мать Давида Рока так же безгранично, как могла бы любить родную мать. И она любила Давида. Эти два человека до такой степени составляли часть ее самой, что без них она готова была умереть. И Биго подозревал этих людей в таких чудовищных замыслах.

Под предлогом головной боли она не сошла к гостям к ужину, предпочитая остаться у себя в комнате.

* * *

Лишь только первые лучи солнца озарили восток, к коттеджу Мэри Рок явился гонец с письмом от Анны. Она просила своего возлюбленного немедленно явиться к ней. И Давид не мешкая пустился в путь, снедаемый любопытством и отчасти страхом. Анна дожидалась его в лесу Гронден.

Глаза девушки горели огнем, и лицо ее пылало, когда Давид Рок стал приближаться к ней. Она приложила палец к губам, показывая, что нужно быть осторожным и говорить шепотом, — хотя ближайшее жилье находилось на расстоянии ружейного выстрела и везде кругом люди еще спали.

— Не говори никому ни слова, Давид! — начала она. — Я придумала чудесный план поездки. Наши гости отправятся лишь после завтрака навстречу новым гостям из Квебека, а мы поедем сейчас же, не дожидаясь остальных.

В девушке снова проглядывала та же прелесть, что и тогда, когда юноша держал ее в своих объятиях на холме среди сумах. И лишь только они углубились в лес, Давид снова обнял ее и стал жадно целовать ее губы и волосы, а девушка залилась счастливым румянцем и отвечала на его поцелуи.

А потом они направились к лодке, которую слуга-негр еще накануне приготовил для них, и Анна заняла место напротив возлюбленного, чувствуя себя ребенком в его присутствии.

Давид Рок сидел, высоко подняв голову, и сейчас он казался Анне еще выше обычного, в лице его было нечто такое, чего она не замечала раньше. Девушка следила за ритмичными движениями рук молодого человека, который ровно работал веслами, любовалась игрой его юных мускулов на голой руке и испытывала в душе какой-то непонятный для самой восторг. Что удивительного в том, что он поднял и швырнул в пруд интенданта и де Пина, и притом без особого напряжения!

Анна улыбнулась, но вдруг улыбка исчезла с ее лица, и ее брови нахмурились. Какая-то неожиданная мысль внезапно мелькнула у нее в голове — мысль о Нанси Лобиньер, самой прелестной и самой кокетливой девушке во всем Квебеке.

Давид Рок тоже улыбнулся и, не переставая грести, заметил:

— То ты улыбаешься мне, то хмуришь брови. То ты видишь во мне что-то такое, что нравится тебе, а потом вдруг что-нибудь такое, что вызывает в тебе недовольство.

— Я много вижу в тебе такого, что нравится мне, и я невольно задумываюсь снова об этой бесстыдной Нанси Лобиньер, — откровенно призналась Анна. — Если она сумеет найти в тебе то, что знаю я, и хотя бы одним жестом обнаружит это, то быть беде!

И должно же было случиться, что сама судьба первой послала им навстречу Нанси Лобиньер, которая сидела в такой позе, что Анна Сен-Дени еще сильнее нахмурила брови.

Не кто иной, как Пьер Ганьон, сидел рядом с Нанси, которая распустила свои золотые волосы, развевавшиеся при легком утреннем ветерке, и это вызвало немой восторг в глазах Давида Рока. И раньше, чем он успел сдержать себя, у него вырвалось:

— Она как будто окружена огненным ореолом!

— Если верить тому, что говорит священник, то она когда-нибудь будет гореть в огне! — отрезала Анна. — Ну кто еще, кроме этой бесстыжей лисы, осмелился бы так распустить свои волосы? — злобным голосом прошептала девушка и в то же время ласково улыбнулась, махая рукой подруге.

Из лодки, плывшей навстречу им, донесся голос Нанси Лобиньер:

— Если только наши лодки не поторопятся, то я, кажется, кинусь в воду, чтобы скорее обнять тебя, Анна.

Анна Сен-Дени еще более ласковым голосом крикнула ей в ответ:

— Уверяю тебя, Нанси, что я не меньше твоего горю нетерпением расцеловать тебя! — И шепотом, который слышал только Давид, она добавила: — Если она не заплетет свои волосы, то я их вырву все до последнего!